Была перемена перед уроком физкультуры. Я спешила в раздевалку спортзала, спускаясь со второго этажа, и чуть не столкнулась с Игорем Павловичем. А как не столкнуться, если у нашего физрука косая сажень в плечах, и на переменах по лестнице он ходит боком, опасаясь застопорить школьное движение.
— Аня! А где Вика? — спросил учитель, прижимаясь к лестничным перилам. — Что-то я её не вижу.
— В школу не пришла, — отвечаю. — Простудилась.
— Понятно… Тогда дуй за журналом.
Этой осенью в нашем восьмом «А» так повелось, что классный журнал на урок в случае необходимости приносит Вика. А сегодня, значит, мне придётся поработать за свою подругу. Ладно. Я быстренько переоделась в спортивную форму и — в путь.
Ну, перемена не резиновая — на втором этаже меня догнал электрический звонок, школа стала дисциплинированно затихать… Я прибавила шагу. Вот и учительская. Дёргаю ручку двери — раз, другой. Не тут-то было! Как сказала бы наша историчка, все ушли на педагогический фронт. И ключ с собой унесли. Кто? Куда?
Я растерянно потопталась в пустеющем коридоре. До сих пор эта тема как-то обходила меня стороной, размышлять о школьных ключах не было причины. А тут вдруг представила наше трёхэтажное учебное заведение со всеми его коридорами, кабинетами, классами, залами, подъёмами и спусками, тупиками и закоулками… И везде — двери, двери, двери. И в каждой — замок. А к замку — ключ. Да не один! А без ключей — стоп, школьная машина! Вот с учительской, например, это и может начаться. Если уже не началось. От таких мыслей меня даже в жар бросило. И тут же смешно стало. Аня, ну ты и наворотила! Вот Вика на твоём месте точно не растерялась бы. Уж Вика-то знает, где ключ. Но она болеет. У неё температура. Позвонить бы, но наши мобилки сданы на хранение. Да и какой тупой надо быть, чтобы в такую минуту беспокоить хворую подругу. У неё, может быть, и голос-то пропал. Только кашель да чихи и остались. Даже на СМС-ки сил нет. Бедная моя Вика, выздоравливай! А я уж тут как-нибудь сама…
Перво-наперво решила найти Зою Петровну. В нашей классной комнате она частенько над тетрадями и учебниками просиживает, планы да отчёты там всякие составляет. Я скомандовала себе: «На старт — внимание — марш!», и к своему классу меня будто сквозняком донесло. Отличные кроссовки на день рождения мама с папой подарили! Да что толку! И здесь закрыто! «Классная дверь оказалась в безвыходном положении», — скаламбурила я про себя, но выражение лица у меня, конечно, было уже кислым. Времечко-то идёт, как пишут в толстых старинных романах, не-у-мо-ли-мо. Тогда я стала проверять соседние классы. Осторожно приоткрывала двери и прикладывала к щели навострённое ухо. Вот, запинаясь, с тоскливым «ну, это», какой-то бедолага вещает о животном мире Центральной Африки… А здесь у доски потеют над уравнениями с иксами и игреками. В следующем классе… Ровный, уверенный голос с преувеличенной чёткостью диктовал:
— Осмотрев дом… Лаврецкий вышел в сад… вышел в сад …и остался им доволен…
С бьющимся сердцем я выждала, когда предложение прозвучит хотя бы до запятой, и сунула голову в класс:
— Извините, Зой Петровна, можно у вас ключ от учительской?
Наша классная дама с раскрытой книгой в руке прохаживалась между столами. Отрешенно посмотрела на меня, блеснув стёклышками очков, пожала плечами:
— А у меня ЕГО нет. ОН у кого-то другого…
Я с грустью притворила дверь, вздохнула. В коридоре было пусто и тихо. Только иногда наплывал из какого-нибудь класса лёгкий рабочий шум и постепенно таял. Одинокое ведро технички скромно звякнуло за углом. Я подошла к окну. На улице с пасмурного неба сеялся мелкий дождь. Ветер подхватывал капли и швырял их на стёкла, отчего заоконный пейзаж терял внятные очертания. Но всё равно можно было разглядеть, как за школьной оградой вдоль объездной дороги зябнут молодые облетевшие тополя. Разбрызгивая лужи, мимо них целеустремлённо проносились озабоченные фуры и легковушки. Брызги доставали до тротуара, и редкие прохожие пытались прикрываться от автомобильного беспредела зонтиками, склоняя их набок.
Тоска! Я даже плечами передёрнула. Игорь Павлович, думаю, уже поглядывает на часы и хмурится. А у меня, ко всему прочему, ещё и двойка по «физре». За то, что без формы на урок заявилась. Да и вообще у меня с физкультурой не ладится. За лето я так вытянулась! Ну прямо Алиса в Стране Чудес. В строю, когда рассчитываемся по порядку, выкрикиваю теперь «третий». От этого подрастания я стала какой-то нескладной, и кажется, будто на мою нескладность все обращают внимание. Хочется тогда ёжиком свернуться в клубок, за иголками спрятаться. Я ещё раз вздохнула, сняла ладошки свои с подоконной батареи — тёплой, уютной, заботливой — и стала открывать подряд дверь за дверью и строчить, как из пулемёта:
— Здрасьтеувасключотучительскойесть?!
Так разогналась, чуть было снова на диктант про довольного Лаврецкого не налетела… Весь второй этаж обежала. А ключа нет! Но есть же третий этаж! Поскользнулась на лестнице, чуть тётю Зину, которая эту лестницу мыла, не сшибла с ног. «Тю на тебя!» — испуганно вскрикнула техничка. А я — уже на территории старшеклассников. Плохо соображаю, что к чему, но конечности мои неуклюжие, как заведённые, несут меня по коридору. Вот в этом классе сейчас повезёт… Ладно… Ещё здесь спрошу… Ну уж если сейчас не… И попадаю я на урок истории. А там Инга Александровна объясняет про что-то древнее — то ли чекачепэ, то ли зекачепэ называется. Задремавшие дяди и тёти — одиннадцатиклассники, очнувшись, с интересом на меня взирают, а я уже и произнести ничего не могу, только пересохший рот разеваю. Короче, протягивает мне историчка ключ и с участливой улыбкой интересуется:
— Ты чего такая взъерошенная, Аня? У тебя тоже чепэ?
Угадала!
Ключ был обыкновенный — лёгкий, плоский, с заборчиком вырезов по одному боку. В ушко головки вдет потёртый, но прочный серый шнурок. В общем, ключ как ключ. Но как же я ему была рада! Какая высоченная гора с моих хилых плеч свалилась! Намотала я шнурок на указательный палец правой руки, сжала драгоценность в потном кулаке и помчалась к учительской. Открыла её, выхватила наш журнал, прижала его к груди, старательно замкнула учительскую и покатилась вниз…
— Где тебя носило? — буркнул немногословный Игорь Павлович, вдумчиво листая журнал. Мой класс тем временем ленивой трусцой, разболтанно передвигался по периметру спортзала. Я стала чего-то там оправдываться, объяснять необъяснимое. И вдруг физрук, подняв голову, внимательно на меня посмотрел и спросил:
— А ключ почему не отдала?
Я приподняла руку и вытаращилась на свой сжатый кулак так, будто прежде никогда не видела. Разжала его. На дрожащем указательном пальце у меня был намотан серый потёртый шнурок, а на нём пойманной рыбкой болтался ключ. Мама дорогая! С тягостным стоном поволокла я своё измотанное тело вместе с ключом назад, аж на третий этаж. Сил, конечно, никаких, ноги подкашиваются, хоть за стенку держись. А на третьем этаже голова закружилась так, что я забыла, в каком же классе идёт урок про чепэ. Как я тогда не разревелась, такая несчастная в чужом коридоре, не знаю…
Прошло шесть дней. С Игорем Павловичем я больше на лестнице не сталкивалась, а другие учителя за журналом не посылали. На седьмой день в школу пришла Вика. Бледная, похудевшая, под глазами синяки. Но сами глаза — сияющие, радостные. Соскучилась! На переменах она подробно рассказывала про свою ангину. Как бредила в жару, сбрасывая на пол одеяло, как замерзала, когда температура спадала, и тогда согревалась под двумя одеялами. Какие странные запутанные сны ей виделись. Как утром врач осматривал её гланды, и как Вика вскрикнула от боли и заплакала. Но ей после этого стало гораздо легче, и она смогла выпить стакан горячего молока. А потом и вовсе пошла на поправку.
Я не осталась в долгу и в ярких красках поведала Вике, как металась по школе в поисках ключа. Теперь вся эта история казалась мне довольно забавной. Да так оно, наверное, и было на самом деле. Подруга слушала, качала головой и понимающе улыбалась. А после уроков сказала:
— Мотай на ус, Анна Батьковна. Ключ у Зои Петровны есть. Но она его как бы теряет. Вот смотри — это её приталенный пиджак. На нём два боковых кармана. Ключ надо класть в правый. Только в правый! Потому что в левом кармане … ну, не прореха … а было уже два раза, что впопыхах Петровна оставляла ключ в левом, и тот через дырочку заваливался за подкладку. Вспомни. Когда ты спрашивала Петровну про ключ, она похлопала себя по бокам?
Я завела глаза под потолок.
— Точно! Хлопала!
— Вот! Ключ, наверно, был уже за подкладкой, в самом низу, а она его по привычке искала повыше, на уровне карманов. Знаешь, за день её, бедную, так затуркают, что ничего уже не помнит. Потом-то ключ находится. А зашить дырочку некогда. Такова учительская жизнь.
— Дальше, — продолжила Вика. — Когда заходишь в школу, слева сидит дежурная. У неё должен быть ключ и от учительской… И ещё…
Мы прошли по коридору, завернули за угол, стали у окна.
— Только не оборачивайся, — прошептала Вика. — У тебя за спиной, на стене, такой шкафчик… В крайнем случае, но так, чтобы никто не видел, подойдёшь, потянешься… — Вика оценивающим взглядом смерила мой рост, — и пошаришь рукой наверху шкафчика. Там запасной ключ…
Мы спустились в вестибюль.
— Так что в другой раз можешь смело отправляться за журналом, — сказала Вика и добавила точь-в-точь строгим голосом Зои Петровны:
— Только прошу тебя, Бурыкина, чтобы больше — никаких проблем! — и пальцем мне погрозила.
Я склонила голову, шаркнула ножкой и рукой перед собой повела:
— Будет исполнено, ваше классное высочество! Не извольте беспокоиться, ваше классное высочество!
Мы прыснули со смеху. А потом я сказала, на полном серьёзе:
— Нет уж, лучше ты не болей. Никогда-никогда! А за журналом мы могли бы мотаться попеременке…
Мы оделись и выскочили из школьного шума-гама во двор. И тут я разинула рот, а Вика выдохнула:
— Ухты!
Шёл первый снег, и мы замерли, любуясь полётом снежинок — ещё робких, нежных, немного неловких в своей невесомости вестниц зимы.
***
фото: Рисунок автора.
