Посвящается моему дедушке, Морозову Юрию Александровичу
Издавна на Руси почитались традиции и соблюдались обычаи того или иного народа, населяющего нашу благословенную землю. Наша земля необыкновенно богата на торжества и у каждого они свои, особенные. У нас, христиан — когда рождается Христос, наступает великий праздник — Рождество Христово! Из праздничного церковного круга этот праздник — один из моих любимых. Потому что в моей семье в этот день мы всегда ходили славить Христа.
Какой восторг и какая радость была в душе от ликующего славословия не передать словами! Моя бабушка, прожившая сто лет с небольшим, рассказывала, как Христа славили при царе, когда она была ребёнком. Люди тогда жили беднее, чем живут сейчас, и уже задолго до наступления Рождества готовились к этому событию. Прибирали базы, выметали хаты, украшали висевшие в углах иконы, из сундуков доставали самые лучшие наряды, а уж гостинцы христославам заготавливали до этого дня, за несколько месяцев.
Христа славить начинали чуть свет, в каждую хату всегда ходили гурьбой, человек по семнадцать разного возраста: маленькие ребятишки, подростки и уже совсем взрослые парни и девушки. Подходя к хате, стучались в дверь, а заходя, спрашивали, можно ли Христа прославить. Получив, как правило, только один утвердительный ответ, крестились на образа, и кто постарше начинали петь тропарь, а после совсем малые дети рассказывали свои стишки про Христа. В завершении, поздравив хозяев, все ждали гостинцев. И хозяева с большой радостью давали кто что мог. А парням в специальный деревянный бочонок наливали грамм по сто пятьдесят водки, который они таскали с собой из хаты в хату и уже после (обычно поздним вечером) выпивали компанией на игрищах. А иной раз кто имел гармонь ходили по улицам с гармошкой и пели развесёлые песни. Мой дедушка, будучи маленьким, лет с трёх, тоже всегда Христа славил. Eго ребята постарше брали с собой. Когда они пели рождественский тропарь, дедушка подпевал им на свой манер, выходило забавно, и все смеялись.
Меня «Рождеству» он тоже научил. Запомнил я быстро. И каждый год, даже в лютый мороз, мы ходили колядовать. Колядовали порой до вечера. Как сейчас помню один случай. Как-то раз мы припозднились. Ночевал я у деда с бабушкой, и нас разбудил стук в окно. Дед, наспех одевшись, вышел на веранду. За окном было ещё темно.
— Кто тут такой? — зевнув в кулак, поинтересовался дед.
— Это я, сосед, открывай! — ответил некто за дверью.
Дед, отворивши дверь, оторопел и стоял в изумлении, а я, выбежав следом, — рассмеялся. Кое-как переступив порог, в комнату ввалилось нечто, напоминающее человека. В овечьем тулупе, вывернутом наизнанку, в бабьем парике, с клоунским носом, размалёванный похлеще «Марфушечки-душечки» из киноленты «Морозко» стоял, пошатываясь, в чудных сапожищах, изрядно выпивший сосед.
— Эт ты что ль, Митяй? — расплывшись в улыбке, спросил дед.
— Ну, — отозвался тот и, показав деду кулак, сказал, — мороз, чуешь, чем пахнет?
— Да ты парень, добря заложил за воротник. Иди домой, проспись от греха, — сказал ему дед и продолжил, — некогда мне с тобой гутарить, вон с Лёнькой славить идём.
После чего они вышли, и дедушка помог деду Мите, жившему через забор, дойти до его калитки. Тот поначалу кочевряжился, порываясь ещё куда-то улизнуть, но деда на него шумнул, и он обмяк.
— Шустрей собирайся, сейчас петухи запоют, а мы с тобой и не начинали — сказал мне вернувшийся дедушка.
Я тут же оделся, и мы вышли на улицу Улица помаленечку оживала. То тут, то там в домах загорались огоньки. Из печных труб шёл сизый дым. Пахло дровами. Люди протапливали печи. Да и немудрено, утро было морозным. Под ногами хрустел снег, а сугробы были похожи на спину огромного белого медведя. Дышать было трудно с непривычки, холодный воздух щекотал и колол нос.
— Ленька, слухай, как войдем в хату, я начну, а ты подпоёшь, понял? — спросил дедушка.
— Понял, понял, — отозвался я, вжав шею в шарф.
Дед всегда начинал первым. Не только славить, но и петь песни на гулянках. У него был сильный, красивый, немного с хрипотцой голос, и песни он умел не только здорово петь, но и играть…
— Здорово ночевали — сказал дед, когда мы зашли к соседям напротив.
— Слава Богу, — отозвалась хозяйка.
— Мы к Вам зашли Христа прославить, -продолжил дедушка, и увидев одобрительный кивок соседки, взял на распев: «Рождество твоё, Христе Боже наш.». Я ему подпевал, не торопясь, улавливая заданный им ритм. Прослезившаяся тётя Женя надавала мне конфет, а деду протянула какую-то денежку. Так славя из двора во двор, мы дошли до конца переулка.
— Куда же дед повернёт? — думал я. Eсли направо повернёт, мы много наславим, пройдя по самой длинной станичной улице почти до самого центра, ну а если налево поведёт — пиши пропало. Там слева жили его друзья-товарищи, и я знал, что и как сто лет назад без спиртного не обойдётся. Деда потянуло налево, туда же он повлёк и меня. Иду я и думаю:
— Сегодня уже к обеду домой воротимся… Зашли к Тибирьковым. Прославили. Тётя Света насыпала мне с полкулька конфет и дала яблоко. А деду с дядей Колей налила по рюмашечке. Одной рюмашечкой дело не обошлось, и дед вышел навеселе:
— Лёня, щас нам ещё надо в три дома зайтить.
Зашли. Очень хорошо помню последний — третий. Дом не дом, хатка — без слёз не глянешь. Воротца ущербные, скрипели как старая скрипка на проржавевших петлях. Во дворе в маленькой будке такая же тщедушная собачонка, завидев нас, визгливо залаяла. Вышла старуха.
— Дома твой? — спросил её дед.
— Дома, куда ему деться-то. Проходи.
Мы вошли. Старик подбрасывал в грубку поленья.
— Мы1… пришли… — начал было дед.
— Христа прославить — продолжил я его мысль и почти сам тропарь и пропел.
Тут старуха, причитая и хваля меня, сунула мне в руки блин, вкуснее которого я отродясь не ел, а деду со стариком своим налила в стаканы какой-то бормотухи. Она-то проклятая деда и сгубила. Выходя из ворот, дед, промычал:
— Давай внучок, к дому поворачивай! Сейчас мы с тобой у бабки прославим. И тут же, поскользнувшись на старых калошах, растянулся на скользкой дороге. Поначалу он не понял, что произошло, а немного погодя выругался с досады, пытаясь подняться. У него не выходило. Он вновь и вновь шумно падал. Извалялся в снегу до такой степени, что стал похож на снеговика. Я понял, что тут что-то неладное, и начал тормозить проезжавшие мимо машины. Одна белая шестёрка остановилась.
— Что случилось? — спросил водитель.
— Да дед мой поскользнулся, упал и встать не может, — уже плача отвечал я.
— Помогите, ему, пожалуйста, встать и до дома нас довезите, — вытирая слёзы, попросил я этого человека.
Мужчина кое-как погрузил здоровенного деда в машину и привёз нас ко мне домой. Мама вызвала «скорую», деда укололи и увезли в больницу. Там ему наложили гипс и отправили восвояси. Дома дедушка ещё с полгода ходил на костылях, и, наверное, как и я, надолго запомнил это Рождество. А потом всё шутил, спрашивая:
— Ну, как мы с тобой, Лёнька, Рождество славили, помнишь?
Помню я это и сейчас, спустя почти тридцать лет. В следующий год я уже подрос и ходил колядовать с ребятами самостоятельно. Но самые лучшие и добрые колядки были у меня с дедом. С ним было весело и по-особому тепло, даже в самое морозное утро.
***
фото:
В тему: https://trud-kamensk.ru/2022/02/03/muzhiczkaya-smekalka/
