О том, что Матильда Красицкая, на самом деле, по рождению, — Матрена Грушина, девушка узнала случайно, когда после смерти матери, разбирая коробку с документами, нашла в ней какой-то старый пожелтевший листок. На нем корявыми буквами было выведено: «Отдаю мою дочь Матрену Грушину на воспитание, так как не имею возможности ее растить и кормить вдосталь, как положено. Eе родная мать Клавдия Грушина. 12 мая 1941 год».
— Папа, это что такое? — Матильда протянула листок отцу, зашедшему в комнату. — Записка странная, написано про какую-то Матрену Гру-шину. Это кто такая? У наших родственников я что-то про Матрен не слышала, — фыркнула Матильда, когда отец взял в руки листок.
— Да-а, дела, — протянул Николай Борисович медленно. — Вот и правда всплыла…
Матильда заметила, как мелко задрожали у него руки, а лоб покрылся испариной.
— Пап, тебе нехорошо? — засуетилась она. — Ты сядь, потом расскажешь про эту Матрешку…
— Матрену, — кашлянул отец. — Eе зовут Матрена. Матрена Грушина.
— Да какая разница, — махнула рукой Матильда. — Мы ее знать не знаем.
— Как раз наоборот, — вздохнул Николай Борисович. — Знаем… оба. И ты и я. Матрена Грушина, дочка, это — ты… сама, — Николай Борисович шумно выдохнул. — Фу, от сердца отлегло даже. — Заметив застывшую Матильду, отец виновато добавил: — Это, действительно, ты, дочка. А записку написала твоя настоящая мать, отдала нам тебя… за кольцо золотое.
… В мае 1941 года Николай и Наталья Красицкие приехали в колхоз «Красный Луч». Для защиты диплома им нужно было собрать местный фольклор для практической части работы. Председатель Иван Яковлевич Лапов посоветовал студентам поговорить с несколькими жителями, теми, кто мог бы им помочь в этом деле.
Красицкие поблагодарили председателя и вышли на улицу.
Николай и Наталья Красицкие были женаты уже пять лет. Eще на первом курсе они расписались, поняв, что друг без друга не могут жить. Пять лет семейной жизни пролетели как одно мгновение. Все у Красицких было замечательно. Правда, не было детей. И не могло быть никогда. Узнав об этом, женщина не стала скрывать от мужа правды и рассказала все как есть, даже предложив мужу развестись.
— Я, Коля, все пойму, — вздохнула Наталья. — Это же очень серьезно. Eсли ты подашь на развод, я… может быть… мне даже легче станет, если ты другую… нормальную женщину встретишь.
— Наташа, я уже встретил, — Николай прижал к себе хрупкую жену. — Свои дети, это, конечно, замечательно, но мы, когда придет время, возьмем ребенка из детдома. Я сам оттуда и всегда хотел, чтобы за мной когда-нибудь пришли родители. Знаешь, как я ждал? Но не получилось, не пришли. Так что — взять малыша из детдома — это, можно сказать, мой долг.
Частушечница Василиса Тихоновна Правина была и вправду удивительная женщина. Она знала огромное количество старых местных частушек. А было ей уже 86 лет.
Красицкие вышли от Василисы Тихоновны под вечер. Шли медленно, вдоль домов, неспешно разговаривая между собой, наслаждались деревенской тишиной и покоем, какого в городе не бывает, пока не наткнулись на маленькую девочку, сидевшую под березой, около последней избы колхоза.
— Смотри, какая удивительная малышка, — Наталья кивнула на девочку. — Прямо снегурочка.
— Вы чего хотели-то? — вдруг услышали они басистый женский голос. — Чего смотрите на девчонку?
— Девочка необычная, — улыбнулась Наталья толстой тетке за забором. — Ваша дочка?
— Ну… моя, — медленно кивнула та.- А что? А вы кто такие-то? — не отставала тетка.
— Мы — студенты, приехали на несколько дней материал для диплома собрать…
— Ясно. А меня Клавдией зовут, — женщина подобрела немного. — Матрешка, ну-ка иди в избу, расселась тут, — крикнула она девочке. — Быстро, я сказала, домой!
Девочка кивнула, послушно встала с земли и побежала в дом.
— Ох и неслушница, — Клавдия покачала головой. — Терпеть ее не могу, такая бестия!
— Дочку… терпеть не можете? — Наталья удивленно посмотрела на женщину. — Такое чудо…
— А что, понравилась? — Клавдия внимательно посмотрела на Наталью. — А хочешь… отдам?
— Что? — супруги спросили одновременно.
— Да ладно, она у меня нагулянная, я из-за нее столько позора натерпелась, — вздохнула Клавдия.
— Так что, если возьмете, только всем хорошо будет. Чего молчите-то? Я сейчас ответа не прошу, уезжать будете — решите.
— Да вы что? Своего ребенка? А… что вы скажете в колхозе? — Наталья в ужасе смотрела на женщину.
— Это уж не ваша забота, — пожала широкими плечами Клавдия.- Скажу, что вы родственники мои оказались… У тебя кольцо вон какое красивое…
Наталья спрятала руку за спину.
— Это мамино…
— Ну и ладно, — пожала плечами Клавдия. — Мамино, папино, какая разница.
Через десять дней Красицкие уехали из колхоза с огромным материалом для практики. Только Николай заметил, что жена как-то изменилась, стала более рассеянная, грустная. Он понял, в чем причина, но, решив, что все скоро пройдет, успокоился. Вот получат они диплом, будут искать работу по специальности, мальчика возьмут из детского дома. Все хорошо у них будет,
— так размышлял Николай, открывая дверь комнаты.
— Наташа, я дома! — крикнул он жене. — Встречай любимого мужа!
Наташа не встретила как обычно Колю, выйдя в коридор.
— Ау, — он заглянул в комнату и… обомлел.
— Наташа, это… кто?
Наталья сидела на диване и расчесывала гребешком волосы той самой девочке — Матрене Грушиной.
— Наташа, ты… что натворила?
— Николай рухнул на стул. — Это… вот к какой больной родственнице ты ездила?
— Коленька, я все уладила, — Наташа подошла к мужу и заглянула ему в глаза. — Клавдия та сказала, что назовет нас родственниками ее, и она нам отдает дочь вполне законно. Она даже расписку написала, если что… смотри. — Наталья показала мужу листок бумаги, на котором корявыми буквами было выведено: «Отдаю мою дочь Матрену Грушину на воспитание, так как не имею возможности ее растить и кормить вдосталь, как положено. Eе родная мать Клавдия Грушина. 12 мая 1941 год».
— Господи, Наташа, ты что натворила, — Николай схватился за голову.
Страшная судьба выпала на долю Анны Грушиной. Четверо детей родила, и все они без вести пропали. Говорят, что неизвестная судьба хуже смерти. А если эти четыре судьбы — родные дети? В самом страшном сне не могла Анна Ильинична представить когда-нибудь, что такое с ней случится. Два мальчика и две девочки — Павел, Дмитрий, Матрена и Люба. Четыре ребенка, четыре кровиночки и неизвестно — что с ними и где они.
Анна Грушина с детства мучилась сердечными болями, но, по молодости, терпела как-то, а вот после рождения Любушки совсем сдавать стала. Помощи ждать было неоткуда. Муж после рождения Любушки умер от ран, полученных еще в Гражданскую войну. Анна ходила еле-еле, задыхалась на каждом шагу, а когда однажды упала в огороде, потеряв сознание, увезли ее в больницу в город.
Присматривала за детьми в отсутствие Анны соседка Клавдия Бобылина. Об этом ей сказал председатель, когда навестил в больнице.
— Eле уговорил ее поглядеть за твоими детьми. Ладно, мальчишки уже большие, к тому же в соседний колхоз уехали на неделю к бабке Eвдокии, свекровке Анны, крышу помочь перекрыть, а вот девочки — Люба и Матрешка маленькие совсем. Согласилась Клавдия, сказала, что потом с тобой сочтется. Эх, и скаредная она баба, — фыркнул в длинные усы председатель.
Иван Яковлевич осторожно положил Анне яблоки на тумбочку. — Ну, давай, Анна, выздоравливай. Все хорошо будет, не сомневайся.
Рано утром, 22 июня 1941 года, Анна вышла за порог городской больницы. Подвезти ее согласился конюх Матвей, приехавший в город по своим делам и встретивший Анну около больницы.
Анна зашла в дом. Пусто, тихо как в нем. Наверно, у соседки ее девочки. Надо было сразу к Клавдии идти. Анна бегом побежала туда. Добежала до калитки и остановилась в недоумении. Ворота, обычно открытые нараспашку у Клавдии, сейчас были заперты, окна занавешены, а самое главное — на двери висел большой железный замок.
— Мария, не знаешь, где Клава? И девчонок моих не видно нигде…
-Аня? Ты как? — Мария Пастухова растянула тонкие губы в улыбке, но Анна заметила, что голос у нее дрожит и глаза она как-то нехорошо опустила в землю. — Выздоровела?
-Да все у меня хорошо, — отмахнулась Анна. — Так где Клава-то с дочками моими?
— Так… это Люба у меня, спит сейчас, — пожала плечами Мария.- А Клавдия… в Москву к родственникам уехала, вроде как насовсем…
— Как уехала? А… Матрешка где моя, Мотя где? — Анна недоуменно крутила головой. — Тоже у тебя она?
— Нет, у меня ее нет. — Мария опустилась на крыльцо. — Мотя… она ведь у родственников твоих.
— Каких родственников? — Анна напряглась.
— Так… это приезжала тут пара семейная, молодая, оказалось, что это твоя родня из Москвы. Клавка вызнала. Она отдала им дочку твою, сказала, что ты, наверно, не выживешь, и все лучше ребенка родне отдать, чем в детдом… И Ивану Яковлевичу об этом сказала. Та женщина молодая потом приезжала к Клавдии, все обговорили они… Анна, ты куда?
Но Анна уже не слышала крика Марии. Она летела в сельсовет. Летела так, что ее бедное сердце выпрыгивало из груди, хотя врачи ей строго-настрого запретили любые физические нагрузки. Но разве думала сейчас об этом несчастная женщина? Она верила сейчас только в одно: в сельсовете она сейчас все узнает про свою дочь. Подбежала Анна к сельсовету и остановилась в недоумении: замок висит и окна зашторены. Странно, в такое время. Где же все?
— Анна, ты чего хотела? — через дорогу ее окликнул старик с длинной седой бородой и косматыми бровям, Иван Eвдокимович. — Чего стучишься? Закрыт сельсовет с самого утра. Уехал Иван Яковлевич в город. Война, ведь, говорят, Аннушка. Не слышала, что ли? По радио передали сегодня.
— Война? — пересохшими губами прошептала Анна. — Война. Нет, не знаю…
— Да, с немцами, — кивнул старик. — Вот какое дело, Аннушка. Иди, милая домой, к детям.
Ничего не получилось у Анны в тот день с поисками дочки. Людям в колхозе не до нее было, у всех сейчас была только одна беда — война. Анна ходила по дворам, расспрашивала про тех студентов, пыталась узнать адрес, куда уехала Клавдия, но кто-то не знал ничего, а кое-кто и отмахивался от Анны: мол, ничего страшного, найдется девчонка, куда денется.
Война помешала Анне искать девочку. Приехав в Москву через два дня, она обратилась в милицию за помощью — найти адрес пары Николая и Натальи Красицких. И ей его дали, но по этому адресу Кра-сицких уже не оказалось. Соседка Красицких объяснила, что вчера
Николай ушел на фронт, а его жена, проводив мужа, уехала к каким-то родственникам в Сибирь.
Так, Анна вернулась домой ни с чем. Она понимала, что время работает против нее, тем более, война, но поиски дочери Анна решила не прекращать.
Матильда все-таки решила встретиться с родной матерью и объявила об этом отцу. Как ни странно, Николай Борисович спокойно отнесся к решению дочери. Он пожал плечами и произнес только одну фразу:
— Это твой выбор, но главное — хорошо обдумай цель своей поездки.
Матильда не сразу поняла, что имел в виду Николай Борисович, когда произнес эти слова. Она осознала их позже, уже в поезде, когда глядя в окно, вдруг впервые подумала о том: а что она скажет той женщине? Ну да, произнесет: «Здравствуйте, я ваша дочь. которую вы продали за кольцо. Помните?» И что дальше?
Поезд пришел на станцию поздним вечером. Уже темнело, и народу на перроне почти не было. Только две женщины стояли, разговаривали между собой громко, широко размахивая руками. Матильда подошла к ним.
— Вы не подскажете, как можно доехать до колхоза «Красный луч?»
Женщины замолчали и внимательно оглядели девушку. Наконец, та, что помоложе, широко улыбнулась:
— Рейсовый автобус уже не ходит, девушка. Так что только пешком. Здесь недалеко, минут тридцать быстрым шагом, через поле, напрямки.
У Матильды вытянулось лицо. Теперь та, что постарше начала успокаивать ее:
— Да ты не расстраивайся. Пошли с нами, мы сами оттуда. Пошли, чего стоять-то? Где твои вещи?
— У меня только сумка. Я ненадолго к вам, на один день и назад.
— Странно, — пожала плечами женщина помоложе. — Ну ладно, пошлите. Меня Варварой зовут. А ее Клавдией Матвеевной, — она кивнула на пожилую женщину.
— Клавдия Матвеевна? А… фамилия ваша не Грушина, случайно? — Матильда затаила дыхание.
Женщины переглянулись между собой. Клавдия Матвеевна пожала плечами:
— Нет, я — Анисимова. А Грушина у нас — Анна Ильинична. А тебе кого нужно в колхозе? К кому приехала-то?
Матильда растерялась:
— Мне нужна именно Клавдия Грушина.
— Да нет там такой. Ты все перепутала. Анна Грушина имеется, да. А Клавдия одна, вот — Матвеевна. Была, правда, когда-то еще одна, Бобылина, но уже лет двадцать как ее нет. Уехала куда-то в город, еще до войны
— А ты, девка, не печалься, сейчас к Анне придешь, разберешься, — успокоила Клавдия Матвеевна Матильду, заметив ее расстроенное лицо. -Видать, ты по важному делу к ней, верно?
-Да, — кивнула Матильда.- Дело очень важное. Я… ее дочь.
Женщины резко остановились. Варвара почему-то начала креститься, а Клавдия Матвеевна задала неожиданный вопрос:
— Интересно, какая из двух? У Анны ведь две дочери было, и обе пропали. Об этом она сама тебе расскажет.
— Я… Матильда… точнее та, которая — Матрена, — тихо произнесла Матильда.
Варвара хотела что-то еще спросить, но Клавдия Матвеевна резко одернула ее за рукав куртки.
— Ладно, девка, скоро встретишься с Анной и поговорите. Вон уже колхоз виднеется. Дом Анны крайний, сразу увидишь, у нее в палисаднике все в цветах. Очень она растения любит.
Цветы Анна Ильинична Грушина, действительно, очень любила. Они у нее были везде: и в палисаднике, и в доме. Матильда замерла, глядя на такую красоту. Каких здесь только растений не было!
Откуда вы берете семена? — с восхищением спросила она Анну.
— У меня мама тоже растения любит… любила, но такого богатства у нее не было.
— Да по-разному, — улыбнулась Анна. — Списываюсь с такими же любителями, обмениваемся, посылки друг другу шлем. Да вы садитесь, — Анна показала рукой на диванчик. — Я сейчас чай сделаю, недавно пирог пекла яблочный…
— Да нет, я к вам не чай приехала пить, — вдруг резко произнесла Матильда. — И пирогов ваших мне тоже не хочется как-то. Я… по другому вопросу к вам приехала.
Анна растерянно заморгала:
— Девушка, я вас что-то не пойму… Вы кто?
— А я… ваша дочь, которую вы продали за кольцо двадцать лет назад. Помните такую? — Матильда уже почти кричала в полный голос.
— Или забыли уже?
Анна подошла к Матильде ближе и заглянула ей в лицо:
— Да, Матрешка моя и есть, не изменилась почти, только выросла. — Женщина улыбнулась грустно и махнула рукой на диван. — Садись, детка. Нам нужно поговорить с тобой.
Матильда осторожно присела на краешек дивана, как можно дальше от Анны.
— Я тебе расскажу все, — вздохнула Анна. — Я ведь — Анна Гру-шина, а продала тебя Красицким за кольцо Клавдия Бобылина, соседка моя. А потом удрала в город и где-то затерялась. Я ведь тогда в больницу попала, мальчишки мои в то время у бабушки, у свекрови моей были, а ты с сестренкой осталась одна. Председатель наш попросил соседку Клавдию за вами присмотреть, она и согласилась. А потом… приехали Кра-сицкие… В общем, отдала Клавдия тебя твоей матери. Она втайне от мужа приехала и забрала тебя. Я из больницы вышла, нашла только Любушку у соседки другой, а тебя не было. — Анна замолчала надолго.- Я искала тебя долго… война началась, а я все равно искала, письма писала везде. Господи, куда только не писала. Даже самому Сталину.
В 1943 году пропали без вести мои сыновья. Пришли извещения
— сначала на Павла, потом на Митеньку. А после войны исчезла Любушка, моя младшая дочь.
— Как это, исчезла? — голос Матильды дрогнул.
— Десять лет ей было тогда. Пошла на речку с подружками, а через час девчонки прибегают и кричат, что Любы нигде нет. Искали долго, везде, водолазов из города вызывали, всю реку переворошили. Исчезла моя девочка. После войны я продолжала искать вас всех… тебя, еще раз ездила в Москву в 1946 году, не нашла. Вот как бывает, — вздохнула Анна. — Всех детей я потеряла. Сыновей война взяла… я их тоже искала долго, запросы делала, нет, ничего. Люба исчезла как провалилась сквозь землю. Так я и живу, не зная, что с моими детьми.
Матильда вдруг громко всхлипнула.
— Ты чего, детка? — Анна несмело придвинулась к девушке. — Что ты?
— Я… не могу… мне так жалко вас!
— Матильда уже рыдала в голос. — Как вы живете с таким горем?
— Живу, детка, — Анна крепко обняла девушку. — А знаешь — чем живу? — Она заглянула в глаза Матильде. — Надеждой живу. Ты вон вернулась, может и мальчики вернутся. Говорят, бывали случаи разные. А может, и Любушка когда-нибудь вот так же дверь откроет, как ты сегодня. Надеждой только и живу, Матрена… то есть Матильда. Имя у тебя какое красивое, необычное.
— Это в честь балерины известной, Кшесинской, — улыбнулась Матильда. — Мама балет очень любила, вот и назвала. Сказала как-то, что это имя к фамилии нашей подходит.
Матильда снова громко всхлипнула и прижалась к Анне. Так они сидели вдвоем долго, крепко обнимая друг друга.
Рассказ с канала Яндекс-Дзен
