В одной из комнат старой общаги жили три студента. Двое русских и татарин. Татарина звали Шевкет и был он очень прожорливым, но худощавым, как богомол. Чтобы ни ел, не полнел. Словом, не в коня корм.
Двое других были обычными ребятами, скорыми на разного рода выдумки.
Жили студенты меж собой дружно, до той самой поры, пока не стали готовить вскладчину. С вечера наварят еды, а с утра уйдут на пары. Вернутся к обеду, а татарин раньше придёт и съест больше половины наготовленного, а им, на двоих, оставит разве что червячка заморить.
Терпели они долго, а потом и говорят:
— Шевкет, ты как придёшь с учебы, не бросайся на кастрюли, как бык на красное тряпье, а дождись нас. Мы придем, тогда и покушаем вместе.
— Хорошо, хорошо, — с пониманием соглашался тот, а сам знай себе продолжал набивать живот.
Дальнейшие настойчивые просьбы эффекта не возымели, и тогда ребята решили его проучить.
У медпункта при общежитии стоял ящик, в который медсестра выбрасывала пустые упаковки от лекарств. Покопавшись в нём, наши студенты отыскали баночку из-под слабительного. Вернувшись в комнату и наполнив баночку до половины аскорбинками, оставили её на столе. И когда в очередной раз татарин облизывался у тарелки с супом, сказали:
— Послушай, брат, мы долго просили тебя дожидаться нас. Ты игнорировал наши просьбы. Теперь ты наказан.
— Как это я наказан? — улыбнулся тот, во весь свой широкий рот.
— Видишь возле себя баночку? — сказал один из студентов.
— Ну, вроде как не слепой, — взяв баночку в руки и повертев её, сказал татарин, прищурившись.
— В ней сильное слабительное средство. Там ровно половина. Остальное в кастрюле с супом. Приятного тебе аппетита!
— подытожил второй студент.
К вечеру татарина скрутило, он то белел, то зеленел, пулей вылетая до ветра.
Ночь прошла неспокойно. Каждые полчаса слышался дверной скрип и сочные ругательства Шевкета, посылаемые им на родном языке в стороны мирно спящих соседей.
По утру за завтраком студенты нахваливали вчерашний суп, когда появился их бледный, измученный товарищ.
— Присоединяйся к нам, позавтракай, — добродушно предложил ему один из студентов.
— Да вы чего! Там же это, шайтан его знает, лекарство! — испуганно прокричал татарин.
— Ну, как хочешь, а мы поедим, — отозвался другой студент,
— Тем более от аскорбинок одна только польза, — глядя на злополучную баночку, продолжал он.
— Да как же это! Я же думал, я же бегал… — поняв, что его разыграли, негодовал Шевкет.
Студенты улыбались. Всю неделю обиженный татарин не произнес ни слова, однако продолжал поедать припасы, как и встарь.
— Тут какая-то тёмная история, — сказал один студент другому. — Не может нормальный человек после такой встряски на еду спокойно смотреть, а этому все нипочём, лопает да лопает!
— Давай сделаем так. Завтра возьмём медотвод от занятий. Я притворюсь больным, с температурой, ты мне подыграешь, а сами понаблюдаем за нашим другом, — ответил другой.
На следующий день, ближе к полудню, татарин вернулся из колледжа, а захворавший студент, притворясь спящим, стал осторожно наблюдать за ним.
Подогрев супа, татарин перелил его в литровую банку, наспех взял пару ложек, всё положил в рюкзак и тихо, стараясь не разбудить соседа, вышел из комнаты.
Удивлённый студент позвонил собрату и попросил проследить за Шевкетом.
Тот шёл не оглядываясь, и в скором времени оказался возле древней ханской мечети. Откуда ни возьмись, возле него оказались два пацанёнка. Дети были голодны и увидев вкусно пахнущую еду, вмиг опустошили банку.
— Чок сагъол, ага(1), — поблагодарили они своего благодетеля, поцеловав тому руку.
Растроганный молодой человек вернулся обратно так же тихо, как и уходил, налил себе в тарелку немного супа, сел за стол и стал ждать, когда вернётся с занятий второй студент.
Тот, не заставив себя ждать, появился в комнате через несколько минут.
— Мы всё знаем, — неожиданно для татарина, сказал якобы заболевший студент. — Но почему ты кормишь этих детей?
— Я сам бедствовал и голодал, — начал рассказывать свою историю Шевкет. — Во время войны моего прадеда с семьёй, да что там прадеда, — тысячи семей, оклеветав, стали выселять из Крыма. Ночами солдаты врывались к ничего не понимающим спросонья людям, давая им времени на то, чтобы схватить документы, и на товарных поездах, как скот, отправляли кого куда. Многим людям не суждено было выйти из тех вагонов — помирали они от голода и жары. Те же, кому повезло остаться в живых — селились на чужбине, вдали от родимых мест. Семья прадеда оказалась в Узбекистане. Там же, в Самарканде, родился я. В начале девяностых дедушка первым вернулся на Родину, в Джан-кой, позже к нему приехали и мы.
Наша семья бедствовала. Чтобы прокормить нас, мама раздобыла дойную козу. Сыр, который она делала из небольшого количества молока, продавала, а на вырученные деньги покупала необходимые для жизни продукты. Так мы и жили. Пока в одно утро не смогли выйти из дома. Я вылез из окна, подбежал к двери, а та была подпёрта доской. Дедушка догадался, что произошло, и поспешил в сарай. Eго опасения подтвердились: ночью нас обворовали. Унесли несколько ящиков с картошкой, оставив только полмешка с комбикормом. Из него я и пёк лепёшки, пока мама была на рынке. Спеку лепешку и дам парализованному дедушке.
А один раз он хотел взять лепёшку, а я отобрал её у него, сказав, что нужно подождать мать. Немой дедушка заплакал, а вскоре его не стало. С тех пор слёзы дедушки и в моих глазах, когда вижу я голодного человека. Не могу пройти мимо нищего. Так не смог я обойти стороной мальчишек, подбежавших ко мне с просьбой дать им поесть. Я только спросил их:
— Может, я дам вам немного денег?
— Нет, денег не нужно. Их отберут старшие, да ещё поколотят, что мало принесли, — сказали дети.
С того времени стал я подкармливать их, а для вас обставлял всё таким образом, чтобы вы думали, будто бы это у меня неуёмный аппетит.
Поверьте мне, кто с мальства ел мало, тому нужно немного.
Два студента слушали своего товарища затаив дыхание и потихонечку осознавали, насколько у того глубокое сердце. С того дня меж ними воцарился мир. А в большом мире стало меньше на двух голодных, которым наши студенты через татарина, стали посылать что-то и от себя.
Ведь обогреть холодного и накормить голодного — благое дело во многих религиях мира, а в христианстве и исламе особенно. Родиться человеком и не забыть, что ты Человек — самое главное в жизни.
1 Чок сагъол, ага — Большое спасибо, брат (перевод с крымско-татарского языка ).
***
фото:
