— Ой, ой, Нюра…Ой…
— Чего орёшь, как оглашенный, старый чёрт?
— Помираю, я, Нюра… Кажись всё, кончилось моё земное существование, Нюра… Нюрааааа…
— Што такое, што, Ваня, что случилось, — старуха подорвалась, подскочила к лежащему на кровати старику, укрытому одеялом толстым, ватным и сверху ещё тулупом…
— ВАнюшка, ВАнюшка, ой, господи, да што ты такое говоришь, сердешный, што такое? Погоди, ты полежи, полежи, Ванюша… я чичас, я чичас, за ферша-лом сбегаю, ой ты божечки, ВАнюшка… Где болит, где? Сердешный ты мой…
— Стой, Нюра, — слабым голосом говорит старик, — стой… Не надо фершала, всё, мать, поздно… Ты посиди, посиди со мной…
— Оооой, — старуха опустилась на принесённую ею табуретку, с облупившейся краской.
— Вот, — слабым голосом говорит старик, — обещал выкрасить табуретки, не успел… придётся тебе Нюра нанимать Ваську Ше-бекина, та смотри, штобы тот ирод краску хорошо наносил, а то я знаю его…
В прошлом годе Митька Полухин, нанял его ворота покрасить, так тот Васька едва кисточкой повазюкал, аж прогалины в кулак было видно, для виду, а краску, сатрап, пропил…
— Так кто же эт взял у его, Ваня, краску-то?
— Так кто, кто? Нашлись люди, Нюра… я и взял, а что? Eжели за дёшево про-дають, я по твоему чем крыльцо выкрасил? Вооот…
— Это ты старый пёс и меня и Митьку омманул? Ты ить мене сказал, што с району Клавка привезла, мол, заказывал, а я-то ишшо думаю, чего так мало, краски-то. А оно вон што…
А ещё и Митьку с Глашкой велел не пушшать во двор, мол поросята бегают по двору, а они глазливые, Полухины-то…
— Знать, глазливые. В по-затом годе, у Кости Eрмол-кина жеребёнка сглазили ить.
— Какого жеребёнка, Ваня? У них не было жеребят…
— Оттого и не было, што эти востроглазые сглазили…
— Постой, так у Кости мерин же…
— Но… говорю же, сглазили… Да што ты, Нюра, ну тебя, заболтаешь хучь кого, даже саму…
— Ково же, Ваня?
— Eё, — показал старик глазами куда-то в бок.
— Ох, ты ж, матушки мои, — старуха начала креститься, мелко неистово.
— Нюра, слухай меня, стулья…
— Да чёрт с нимя, с теми стульями, Ваня, ооой…
— Не плачь, Нюра, и прости ты меня за всё… И я тебя прощчаю, Нюрочка.
— Ты меня? — старуха перешла на шёпот, — ты меня прощаешь, ах ты, подлюга! Он меня прощчает, а скока ты мне крови попил, Ваня? Скоко нервов помотал?
— Яяяя? Та ты штооо, Нюрочка…
— А то, ВАнюша, хто с Райкой телепалси?
— А кто, Нюра?
— Я те дам хто, я те дам… Свёклу оне полють, рядки вместе взяли, а то мене не доложили, как вы свёклу полете, в защитке,
ууу, гад…
— Поклёп и навет, Нюра. А ежели што и было может, то всё не я, а натура моя кобелинская, у меня и отец такой был, и дед, и прадед. Мы видно от оборотней произошли, Нюра…
— Тьфу, дурак старый, ажно слов на тебя не хва-тат, ну как есть придурок, оборотень, тьфу… Пёс смердячий…
— Паапрашу! И вообще, Нюра, ты же своими доста-ваниями и мёртвого из могилы достанешь. Слухай мои слова последние и наказы…
— Ну.
— Салазки гну, сапоги мои, которые из города привёз тот год, когда Майка двух телят принесла, ты йих вычисти, высуши и на чердак повесь…
— На что, Ваня? Можеть отдать кому?
— Ага, чичас, отдать, не-хай висять, пригодятся. Всё ей бы отдать. Ох, пустишь ты меня по миру, Нюра.
— Ково я тебя пушчу? Тебе ль не всё равно будет, Ваня?
— Не всё равно, я это всё, Нюра, наживал непосильным трудом, а ты, транжира такая, враз всё раздать хочешь. Моцотикл…
— Пушшай стоить, да, Вань?
— Да погоди ты, моцо-тикл пушшай стоить. За ягодой на чём ездить будешь?
-Та што я сама поеду?
— Почто сама? Пашку Семилукина позовёшь, он вас с бабкой своей, Марьей Пантелеевной, и свозить.
— Аааа, ну ладно, Ваня… Долго перечислял старик
разные наказы для старухи, и ругались они и мирились и плакать принимались.
Долгий век прожили старик со старухой, есть что вспомнить и о чём погрустить
— Детям сообщить надо, Ваня…
— Потом, Нюра, как не станет меня… Чё уж их зря беспокоить… давай уж вместе побудем, Нюра…
— Давай, Ванечка, а вроде тебе легше стало?
— Да прямо, Нюрочка, ноги уже не чують до бё-дров, поначалу тепло так было, а потом…
— Ой, Ваня, я побегу всё же за фершалом, а ну как укол какой…
— Погоди, Нюра… Скажи мне, как ты жить-то будешь, когда меня не станет?
— А что, Ваня, всё сделаю по правилам, завтрик значит отнесу…
— Какой завтрик, кому?
— Ну ты чё, хоть, старый…
— Аааа, ну чё? Дальше-то?
— Дальше што? Девять дён, как водится, справлю…
— А кого позовёшь, Нюра? На девять дён-то?
— Ну кого? Ковалёвых, Митлушкиных, Ваньку Рапу — дружка твово…
— Ваньку не зови…
— Как так-то? Как не зови? Ты што, Ваня?
— А так… Он по-молодости слюни на тебя пускал, да всё говорил кака ты бабочка справна. Как узнает што препятствия в виде меня нет, так мигом свои старые, скрипучие деревянные колёса подкатить, знаю я его.
-Тьфу на тя, Вань, ну чё такое городишь? Ну?
— А того, я сказал, смотри мне, Нюрка… Я сказал своё слово…
— Ладно, чё уж.
— Ничёкай мне…Ну и что дальше, вот девять дён справишь и чё?
— Ну потом сорок, Ваня…
— Ну…
— А потом и к ребятам уеду.
— К каким ребятам?
— Да к сынам нашим с тобой, али к Варваре, дочке. Может по очереди. Хучь на старости лет поживу по-человечьи.
— О, как …
— Ну…
— А куды, скажи ты мне Златку с Ваською денешь? Ну Ваську допустим, так как он кот, семейства кошка, его можно и в хате держать? А вот Златку куды?
— Как куды, ну это…
— Ага, это, зима-лето. Куды?
— Ой, старый, а я и не подумала…
— Вооот, Нюра, ты не ду-машь никогда… кто тебя с таким приданным к себе возьмёт, сама стара, да кот с собакою…
— А что же мне делать, Ваня?
— Не знаю, Нюра… Придётся здесь жить.
— А как же я одна, Ваня…
— А ты что, старая, долго ли без меня тут собрала-си жить?
— Нууу, я не спешу, Ваня…
— Подлая ты баба, Нюра…
— Я? Та с чего же?
— Ас того, я значица тама один буду, а она тут…
— Да что ты, что ты, Ванюша, тебе ить там не надо ни дров, ни опять еду готовить, на всём готовом будешь. Будешь сидеть на облачке, да ножками дрыгать, яблочки райские хряпать.
— Дык зубов нет, Нюра.
— Та что ты, сердечный мой, там ить новые вырастут.
— Думаешь?
— Ну.
— А ежели навернусь с облака?
— Тьфу на тебя, в пекло тады попадёшь, будут тебя окаяшки на сковородке чугунной жарить. Слушай, Ваня, ты либо помирай, либо вставай и езжай дрова готовить, дел полно, а я с тобой здесь воландаюсь.
— Злая ты, Нюра.
— Злая, конешно… я-то тута остаюсь, а тебе там ни о чём не надо заботиться, всё за тебя сделают.
— А ну как в пекло попаду.
— Там-то точно дрова есть, а у меня не будет, али думаешь оттудава мне дров переправить?
— Ой, не могу… Оййй, батюшки…
— Ну что, что, Ваня?
— Ноги, ноженьки мои, Нюра, ой мочи нету, ой к сердцу идёть…
— Ой, ой, — кричит старуха, Ваня, Ванечка, ой…Златка ишшо не кормлена, ой, Ванечка, не умирай, ты мой касатик, и Васька молока не требовает ирод. Видно правду говорят, что животные со двора уходють, как чувствуют что, ооой…
— Аааа, Нюра, дыхать нечем, оооу…
— Ой, Ванечка… Златка, Златка зараза такая, Вася… идите хучь с хозяином попрощайтесь…
Тулуп, которым был укрыт старик поверх одеяла, вдруг приподнялся и оттуда вылез, потягиваясь, огромный серый кот.
Котяра, а не кот, он потягивался, жмурился и смотрел презрительно на хозяйку, тулуп опять зашевелился и выглянула хитрая, лисья мордочка, собаки Златки…
— Это что вы, это как? Вы что, черти полосатые, я их зову значит, а они пригрелись на ногах у старого и лежат.
— Ой, Нюра, ой ног не чую…
-Конечно, как ты их учуешь, когда Златка с Васькой тебе их отлежали.
— Как это?
— Да так это. А ну-ка, пошевельни пАльцами, пошевельни говорю.
— Шевелются, Нюра, ше-велются…
Старик осторожно пошевелил пальцами, потом поднялся в кровати и сел.
— Дай воды, старуха.
— Я те дам старуху!
— Бабка, я с того света вернулся, дай воды.
— И што? Как тама тебе, на том свете было? — ехидно спросила старуха.
— Плохо, Нюра…
— А што так? Там ить и яблоки райские, и цвяты.
-И яблоки, и цвяты, — соглашается старик, — да одно плохо, Нюра, тебя-то рядом нет, а как я без тебя, мы ить, шестьдесят годов, как один день вместе прожили.
Ладно, поеду што ли в лес съездю, а?
-Так что, Ваня, за фер-шалом не ходить?
— Ана кой он нужон? Eжели токмо за дровами со мной позвать?
— Да ну тя, старый чёрт. Иди поешь лучше, я пока чё с собой возьму, а то поди до ночи в лесу-то пробудем?
— А ты што, со мной Нюра?
— Ну а куды тебя чёрта лысого, одного-то отправлять.
— Ишь, старая карга, — наклонился к коту старик — любить меня, люююю-бить, голуба моя Анна Ти-мофевна, охо-хо-хо, мне и рая без неё не нать. О, как, Васька, я люблю её тоже, каргу мою, старую.
Я ить с ней,с Нюрой моей, от с таких годочков, ишшо зубов не было, а уже женихались. Чичас опять нет, зубов-то, о-хо-хо.
Ну ничё, Нюра сказала, што там они у нас будут, зубы-то, а пока так…
***
фото:
