Она несла ребенка на груди,
то был сынок ее новорожденный.
Расстрел и лагерь были позади,
а впереди — путь, вьюгой занесенный…
Чтоб выжил сын, она сняла жакет,
потом в фуфайку сына замотала.
И у берез, когда настал рассвет,
Чтоб сил набраться, на минутку встала…
Разведка шла, а ветер стужу нес,
В лицо солдатам липкий снег бросая.
Вдруг трое встали, видят — меж берез,
стоит в рубашке женщина босая…
Солдаты ахнули, вплотную подойдя,
что это: явь или наважденье?..
Под свист свирепый зимнего дождя,
они застыли, стоя в изумленьи…
В снегу, как статуя, стояла мать,
рубашкою потрескивая звонко
И мертвой, продолжала прижимать,
к своей груди кричащего ребенка!
Солдаты женщину зарыли в колкий снег,
без шапок молча встали над могилой…
Но выжил двухнедельный человек
и крошечное сердце не остыло!
Ушла разведка, а в Советский тыл —
один вернулся строго по приказу,
Он нес ребенка — и мальчонка жил!
И не всплакнул в руках его ни разу…
… Сегодня, там стоит мемориал.
Что гордо возвышается над лесом!
Той матери, что отдала сердцам,
Сынишку под заснеженной завесой…
Она все также в тонком лоскутке
Держит, укрывая от метели,
Нежное сердечко, что в трепье
Стучит, вознесшись над войной и на
