Александр Алексеевич Перепелицын родился 6 декабря 1926 года. Видимо, ему суждено было стать железнодорожником: мальчик появился на свет в вагоне районного поезда — мать не успела доехать до Каменского роддома. Отец работал мастером пути, и детство Саши и его двух сестёр прошло в путейском домике на две семьи на Северском Донце.
Мама занималась хозяйством — был огород, корова. В начальную школу дети бегали в соседнюю Федорцовку, а когда старшей, Марусе, пришла пора учиться дальше, отец перевёлся в Лихую. Поселились в путейском доме за Лихой. Отсюда Саша и Маруся ходили в школу 36 (на хлебозаводе). После семилетки сестра окончила среднюю школу №35, а Саша поступил в фабрично-заводское училище, открывшееся в Каменске.
Когда началась война, учеников перевели на машзавод. Туда привозили на ремонт разбитые советские танки. Ребята помогали рабочим, перебирали моторы, притирали клапаны. Летом 1942 года немцы быстро приближались к городу. Завод начали спешно эвакуировать. С последним эшелоном уезжали и мальчишки. Доехали до ст. Морозовской, а дальше путь был уже отрезан. Ребят распустили по домам. Саша пешком вернулся в Лихую к недоумевающим родителям: они думали, что сын уехал.
— Во время немецких бомбежек вагонное депо было разбито, сильно пострадал и наш домик (флигалёчек, как тогда говорили). Мы ушли в Федорцовку, — вспоминает Александр Алексеевич. — Там под скалой была глубокая трещина, небольшая пещерка ниже человеческого роста. В ней мы жили. Потом нас взял к себе обходчик, знакомый отца. Eго будка стояла на развилке железной дороги от Лихой на Морозовск. Но немцы выгнали нас, установили в дверях пулемёт. Оставшиеся без жилья железнодорожники выкопали неподалёку яму, накрыли досками — получилась земляная казарма. Она стала и нашим «домом».
Отец, старый и больной, работать не мог. Нам постоянно хотелось есть. Однажды зимой мы отправились «за мясом». По старой грунтовой дороге, проходившей с северной стороны Лихой на Каменск, шли немецкие обозы. Вдоль дороги попадались убитые лошади. Люди разрубали их на мясо. Но у нас с отцом сил не было. Мы только смогли найти и привезти на санках лошадиную голову. Eё потом долго варили, разделывали и ели. Наголодовались мы тогда очень сильно…
13 февраля 1943 года Лихая была освобождена от оккупации. Сразу же начались восстановительные работы. Сашу Перепелицына, среди пятнадцати таких же молодых ребят, направили прокладывать путь на Плешаково. А после завершения работ вызвали в Зверево в военкомат на приёмную комиссию.
— Пришли мы голодные, худые, — продолжает рассказ ветеран. — Там сидит старый дед в белом халате: «Жалобы есть?» — «Жрать хочу!». Он пальцем в живот ткнул: «Годен!». В армию тогда призывали по году рождения, а не по фактическому возрасту. Призывникам 1926 года было от 16 до 17 лет. Саша родился в конце года, 6 декабря, и на момент призыва ему не было ещё и шестнадцати с половиной лет. Из Лихой с ним вместе призвали друга, Сашу Усачёва, родившегося 25 декабря, Васю Садовникова (на фронте им удалось встретиться однажды) и Ваню Лагункова — маленького, щупленького мальчишку, погибшего в первом же бою.
Новобранцы шли пешком от Зверево до Белой Калитвы. Там их распределили в учебные части. В г. Мелекессе Ульяновской области Александр прошёл месячный курс боевой и политической подготовки, научился «стрелять и штыком работать». Потом всем выдали обмундирование и посадили в эшелон. Под Россошью началась бомбежка. Солдаты бросились врассыпную. Многие тогда погибли. Саша укрылся в каком-то огороде среди картофельных кустов. Дальше шли пешком. В одном из сёл ребят разобрали офицеры-«покупатели». Саша попал в связисты — в 281 отдельный батальон 4-го отдельного полка правительственной связи НКВД Юго-Западного (потом 3-го Украинского) фронта.
Шли кровопролитные бои за Донбасс. В сентябре 1943 года 16-летний солдат Саша Перепелицын уже воевал под Барвенково — городом на Харьковском направлении.
— Кто такой связист на фронте? Автомат ППШ, катушка с проводом, и ползком под обстрел, — рассуждает Александр Алексеевич. — Иногда связист подвергался большей опасности, чем рядовой солдат. Связь однопроводная. Eсли днём хотя бы видишь, где ты, то ночью ползёшь на ощупь вдоль провода. На месте обрыва концы далеко разбрасывало взрывом. Их надо найти и зачистить. Чтобы быстрее было, мы изоляцию зубами срывали. Скрутишь, подключишь трубку. Слышишь командира — назад возвращаешься, нет — дальше ползёшь.
После освобождения Украины были
бои в Eвропе и пять медалей за взятие столичных городов. Тяжело достались Александру Алексеевичу эти медали. Вместе с товарищами он прошёл Румынию и Болгарию, а потом назад через Дунай — в югославский Белград. Особенно трудным оказалось взятие столицы Венгрии: вошли в Пешт, а перейти в Буду через Дунай невозможно — мост взорван. Солдаты, срываясь и падая в реку, под обстрелом перебирались «как пауки» по мостовым фермам. Очень многие погибли. Но город был взят. За эту операцию полк связи был награждён орденом Красного Знамени. Бои в Венгрии шли ещё долго — там войска вермахта ожесточенно сопротивлялись.
— Весь этот путь мы прошли с боями, в тяжёлых условиях. Шли дожди, окопы наполнялись водою. Как-то всей ротой пришлось выталкивать застрявший в окопе грузовик — раскачивали, пока не вытащили. Шофёр был в грязи по шею, но сразу сел за руль — нужно было везти снаряды. Мы не успевали спать. Наломаешь веток в лесу и ляжешь, а нет — и на плащ-палатке сойдет. Спать хотелось постоянно. Такое время было: голод, холод, сверху сыпятся бомбы, сбоку артиллерия. Остался сегодня жив — и слава богу. Но именно тогда жизнь закалила меня.
Освободив Венгрию, наши войска с боями вступили в Австрию. Праздничный обед в честь взятия её столицы навсегда запомнился Александру Алексеевичу:
— Комполка привёл нас в один из лучших ресторанов Вены. Это была сказка! Люстры, белые скатерти, белые кресла. А мы стоим в грязной после боя одежде, в ботинках с обмотками, стоим и боимся сесть. Наш командир обошёл всех: «Садитесь, не стесняйтесь, это для вас!». На каждом столе среди прочего стояла большая банка с мёдом из захваченного немецкого склада. Мы его ели ложками — сладкого давно не видели! Этот праздник в конце войны так не похож был на фронтовые будни, что забыть его невозможно.
А конец войны был неизбежен. Боевых действий уже не было, лишь случались отдельные вылазки фашистов. О германской капитуляции Александр Перепелицын узнал 9 мая, находясь в занятом американцами Мюнхене. Не было для солдата вести желаннее! На память осталось фото, сделанное в тот первый день после войны. Саше 18 с половиной лет, рядом командир отделения Кулешов и солдат-полтавчанин Ковтун.
— К концу войны солдатами были сплошь молодые ребята, постарше только офицеры. Ведь солдат погибает первым, — с грустью говорит ветеран.
Победу отмечали всем полком.
— Это было сильно! — вспоминает Александр Алексеевич. — Командир полка полковник Ступаченко организовал праздничный обед. Вдоль асфальтовой дороги построили из досок длинный стол — весь полк уместился! Повара приготовили суп со свининой, каждому досталось по большому куску сала. Даже выпили понемножку! Оружие заранее собрали и поставили в пирамиды. Конечно, выпившие были, но без драк. Не обошлось и без курьёзного происшествия: лейтенант Лёвкин уронил где-то пистолет ТТ, и наш взвод в поисках всю ночь ползал по траве. Нашли, всё обошлось.
Демобилизовавшись в декабре 1950 года, Александр вернулся домой. Лихая встретила его обгоревшими стенами вокзала. Дома тоже всё плохо: мать больна, отец болен, едва подлатанная крыша хатёнки течёт. Нужно браться за работу.
В 1951 году Александр Алексеевич Перепелицын поступил на станцию Лихая башмачником, а в 1965-ом — в ШЧ (дистанцию сигнализации и связи) монтёром устройств СЦБ. Окончил вечернюю школу и Воронежский техникум, вырос от электромеханика до инженера дистанции, руководил участком от Зверево до Чертково. Сегодня на стене в доме ветерана висит фотография из далёкого 1945 года, напоминая о трудной юности и верных друзьях:
— Такое время было… Но оно нас закалило.
***фото:
